Он погиб в 1945 году. Ему было всего 38 лет, и накануне смерти он записал в своем дневнике: «Я на год старше Пушкина». Погиб он не на фронте, хотя и находился в непосредственной близости к нему: из-за сильной близорукости Кедрину было отказано в праве быть солдатом, и он стал фронтовым журналистом. Вел поэтический раздел во фронтовой газете, публиковал военные стихи, был награжден медалью и вернулся невредимым. А в ночь с 18 на 19 сентября 1945 года, когда война была уже позади, был убит неизвестными по дороге домой. Ни мотивы, ни виновники преступления так и не были установлены. По одной из версий, Кедрин был смертельно избит, по другой — на полном ходу выброшен из тамбура подмосковной электрички. Невысокий, щуплый мужчина, «стареющий юноша» в очках с толстыми линзами.
У Кедрина остались жена и двое детей: сын и дочь. Именно они стали наследниками его посмертной всесоюзной славы. При жизни же он был почти неизвестен: опубликована была всего лишь одна книжка стихов «Свидетели», подвергшаяся жестокой редакторской правке. Внутренние рецензии на дальнейшие сборники стихов, предлагавшиеся Кедриным к публикации, были разгромными. И Кедрина не печатали — несмотря на положительные отзывы Эдуарда Багрицкого, Максима Горького, Владимира Маяковского, Максимилиана Волошина, Михаила Светлова... Он говорил жене: «Поэт хотя бы изредка должен издаваться. Книга — это подведение итога, сбор урожая. Без этого невозможно существовать в литературе. Непризнание — это фактически медленное убийство, толкание к пропасти отчаяния и неверия в себя».
«Талантливый неудачник» — отозвалась о Кедрине Вера Инбер. Но сворачивать с выбранного пути он не собирался. Работал переводчиком: переводил с украинского, польского, белорусского, литовского, эстонского, татарского, сербохорватского, осетинского языков; писал стихи «в стол»; говорил о себе: «Я выбрал эту профессию — профессию поэта — сам».
И, как когда-то в молодости, в далеком Днепропетровске, продолжал верить в свою звезду.
Дворянские корни
Дмитрий Борисович Кедрин не был коренным днепропетровцем. Он родился в городе Балты Подольской губернии (современная Молдавия) и был незаконнорожденным ребенком дочери из дворянской семьи. Его дед, помещик с тяжелым и вздорным характером, вельможный пан Иван Руто-Рутенко-Рутницкий проиграл в карты все свои сбережения, и вынужден был поступить управляющим в чужое имение, находившееся в Гайсине, на Волыни. Но, проиграв родовое состояние, шляхтич Рутницкий выиграл в карты у одного из своих друзей его дочь Неонилу и сорокапятилетним мужчиной женился на пятнадцатилетней девушке. Неонила родила ему пятерых детей, в том числе сына Дмитрия, в 18 лет покончившего жизнь самоубийством из-за несчастной любви и в память о котором был назван Дмитрий Кедрин, и двух дочерей, Людмилу и Ольгу, которые и стали героинями запутанной истории с рождением будущего поэта.
Ольга была красавицей и умницей, Людмила — потенциальной старой девой, некрасивой и засидевшейся в девушках. Старик Рутницкий не пожалел ста тысяч приданого и выдал Людмилу за военного, Бориса Михайловича Кедрина, выдворенного из полка за дуэль и живущего на долги. Вскоре после отъезда молодоженов в Екатеринослав, где Борис Михайлович вступил в акционерное общество по строительству Екатерининской железной дороги, Ольга призналась матери, что беременна. Во избежание лютого отцовского гнева мать отправила дочь в город Балты, в знакомую молдавскую семью, где Ольга родила и оставила сына Диму, после чего вернулась домой.
Вскоре после этого молодая мать уговаривает Бориса Михайловича усыновить ребенка, чтобы уберечь его от позора. После долгих уговоров тот соглашается, и, спустя год после рождения, малыша окрестили на Богодуховском руднике в Донбассе (предшественнике Донецка), где тогда жили Кедрины, записав Дмитрием Борисовичем Кедриным. Только в 1965 году выяснилось, что Борис Михайлович Кедрин усыновил собственного сына.
До 1913 года, по свидетельству самого Дмитрия, он жил в городе Балты. В этом же году семья Кедриных вернулась в Екатеринослав, и Борис Михайлович, прогоревший на строительстве железной дороги, поступил на службу в железнодорожное управление. У него сохраняются свои лошади, бывают шумные застолья, он становится почетным гражданином города, но своих детей не имеет, и в конце концов просит «привезти ему Митю».
В 1914 году отец Дмитрия Кедрина умирает, и его начинают воспитывать женщины: бабушка, мать и тетя. Причем о том, что Ольга приходится ему матерью, Кедрину скажут только после ее смерти от тифа в 1920 году. Все это время она будет считаться его тетушкой.
Екатеринослав — Днепропетровск
В Екатеринославе Кедрины снимали квартиру на Надеждинской, 36 (сейчас улица Чичерина). Дмитрий ходит на учебу в Коммерческое училище мимо памятника Пушкину, иногда останавливаясь, чтобы постоять у постамента и в очередной раз перечитать выбитые на памятнике строчки. «От бронзового Пушкина начинается у меня тяга к искусству», — напишет он позже. Но кроме этого было детство со стихами Пушкина, Шевченко, Мицкевича, развившими в маленьком мальчике вкус и любовь к русской, украинской и польской поэзии. Спустя годы он активно и много переводит стихи Максима Рыльского, Андрея Малышко, Владимира Сосюры. Впоследствии Павел Антокольский отметит, что «…у Кедрина явственная близость и осведомленность не только в одном русском языке, но и в других славянских — украинском, польском…».
После революции жизнь дворянской семьи перевернулась. Оставшиеся средства, сданные Людмилой на хранение в Екатеринославский банк, были разграблены первой же ворвавшейся в Екатеринослав бандой. Чтобы выжить, Кедрины вынуждены продавать книги, иконы, одежду…
В 1922-м Дмитрий поступает в Екатеринославский техникум путей сообщения, где проучился до 1924 года, следуя давней семейной традиции: оба дяди и отец были железнодорожниками. Он много читает. Несмотря ни на что в доме сохраняется богатая библиотека: Сенкевич, Дюма, Флобер, Бальзак, Эрнест Ренан (“История происхождения христианства”), труды по астрономии Аррениуса и т.д. Кроме того, Кедрин ходит к букинистам на Озерку, покупает книги по истории, географии, философии. Любит бывать в Историко-краеведческом музее у Дмитрия Ивановича Яворницкого, посидеть у каменных баб.
Из-за дворянского происхождения его не принимают в комсомол, но он работает в молодежных изданиях. Потом Кедрин бросает учебу в техникуме и становится профессиональным литератором. Его стихи публикуют московские журналы «Прожектор», «Комсомолия», «Октябрь», газеты «Комсомольская правда» и «Юношеская правда».
Уже тогда он отличается от других товарищей по поэтическому цеху. По воспоминаниям Игната Мусиенко, в доме поэта на этажерке стояли книги Шекспира, Шиллера, Гете, Пушкина, Лермонтова, Блока, Тихонова, Гумилева, Багрицкого, Киплинга, Маяковского. В своих стихах он постепенно отходит от общего хора пролетарских поэтов. Его начинают волновать идеи красоты, гармонии. Он переписывается с живущим в Коктебеле Максимилианом Волошиным.
В 1929-м году Дмитрий был осужден на два года лишения свободы за недонесение об известном ему контрреволюционном преступлении одного из знакомых. Под стражей он пробыл 15 месяцев и был освобожден досрочно. В 1931-м году вместе с молодой женой, криворожанкой Людмилой Хоренко Дмитрий Кедрин переезжает в Москву.
Поэт и власть
Но жизнь в Москве не заладилась. Кедрин был слишком отстранен от генеральной линии в тогдашней официальной поэзии. Первая подготовленная им книга стихов отклоняется, несмотря на приличные рецензии.
“Я окончательно перестал чувствовать себя поэтом и добиваться так называемой славы… Я бесповоротно почувствовал, что переделывать себя неспособен. То, что я написал в последнее время, печатать не станут. А писать другое я могу, но не хочу… быть маленьким я не желаю, а в большие меня не пустят”, — пишет он в Днепропетровск одному из товарищей. В итоге «Свидетели», первый и единственный сборник стихотворений, подготовленный еще в 1931-м году, выйдет в свет только через 9 лет.
Кедрин изо всех сил старался принять Октябрьскую революцию, поверить в ее гуманный, освободительный смысл. Одно из его стихотворений — «Кукла» — о девочке из забитой семьи, которой советская власть обеспечила «счастливое детство», очень понравилось Горькому, запись о положительном впечатлении от стихотворения оставил Сталин. Другой литератор сделал бы высочайшее одобрение трамплином для блестящей карьеры. Но Кедрин не хотел становиться официальным поэтом.
Даже в анкете, заполненной по приезде в Москву, он не стал скрывать ни дворянского происхождения, ни срока по контрреволюционной статье. Как ни старался Дмитрий убедить себя в разумности происходящего, реальная сущность сталинского времени давала о себе знать на каждом шагу, и наряду с попытками принять советскую власть в стихах Кедрина начинает звучать иносказательное осуждение тотального террора. Давление государственной машины на личность художника становится основной темой его творчества. Он создает главные произведения всей своей жизни — поэмы «Зодчие», «Конь», «Свадьба», драму в стихах «Рембрандт». Все они обращены в прошлое, но их герои, творцы художественных ценностей, сталкиваются на практике с тем же, что и Кедрин, — с всеобъемлющим давлением на художника со стороны общества и государства. Особенно популярной в 60 — 70-х годах стала поэма «Зодчие», ключевой эпизод которой Андрей Тарковский использовал в фильме «Андрей Рублев». После недолгой «оттепели» возвратились «заморозки», и опыт иносказательного диссидентства, «фиги в кармане» снова пригодился тем, кто не жил в 30-е годы.
«Когда я уйду…»
А Кедрин жил. Жил бедно и неустроенно. Зарабатывал на жизнь переводами иностранных поэтов, работал литературным консультантом в заводской газете. Собственной квартиры не имел, переезжая с места на место, из общежития в общежитие. «Рабочий кабинет» его в маленькой комнатушке был отгорожен занавеской, за которой он и написал лучшие свои произведения.
В начале войны он вместе с семьей остается в Москве, не сумев эвакуироваться, и здесь создает цикл стихов, с документальной точностью передающих настроение города, тонущего в неизвестности и с минуты на минуту ожидающего вступления врага. Но и о Днепропетровске, оккупированном фашистами, он не забывает.
В 1942 году поэт сдает книгу «Русские стихи», посвященную войне, в издательство «Советский писатель», но снова получает отказ. В 1943 году Кедрин отправляется на фронт военным корреспондентом. Перед отъездом он отдает в «Гослитиздат» новую книгу стихов, но ее постигает та же участь, что и предыдущую.
На фронте Дмитрий Борисович чувствует себя по-настоящему необходимым: пишет очерки, фельетоны, стихи, эпиграммы… Всё это публикуется во фронтовой газете «Сокол Родины», пишущей о жизни военных летчиков. В конце 1943-го его награждают медалью «За боевые заслуги».
В мае 1945 года поэт возвращается домой. Забытые за время войны проблемы повседневной жизни снова напоминают о себе.
15 сентября 1945-го Дмитрий Борисович возвращается домой в сильном потрясении. «Скажи спасибо, что ты сейчас видишь меня перед собой, — сказал он жене, — только что на Ярославском вокзале какие-то дюжие молодцы чуть не столкнули меня под электричку. Хорошо, люди отбили». А рано утром 19 сентября его нашли неподалеку от железнодорожной насыпи на мусорной куче в подмосковных Вешняках. По дороге в больницу Дмитрий Кедрин умер. Причина смерти — перелом всех ребер и левого плеча.
Эта смерть остается загадкой до сих пор. По одной из версий, поэта убили за то, что отказался стать осведомителем НКВД и спустил с лестницы приезжавшего в сентябре 1945-го с этим предложением члена Союза писателей. По другой — был убит агентами НКВД по ошибке: перепутали фамилии. По третьей — стал жертвой хулиганов. Есть версия, согласно которой Кедрин умер в лагере, а вместо него был похоронен другой человек, ведь мертвым его не видел никто из близких, опознали по фотографии, а хоронили в закрытом гробу.
Все эти версии не отменяют одного: преступление было совершено, и беззащитный поэт, добродушный и застенчивый очкарик был убит с особой жестокостью в ночь с 18 на 19 сентября 1945 года. Он ушел, оставив после себя семью из жены и двух малолетних детей и множество неизданных стихов, вскоре принесших ему посмертную славу…
Пластинка
Л.К.
Когда я уйду,
Я оставлю мой голос
На чёрном кружке.
Заведи патефон,
И вот
Под иголочкой,
Тонкой, как волос,
От гибкой пластинки
Отделится он…
1939
ІСТОРИЧНЕ ФОТО |
Ріг просп. Карла Маркса і вул. Карла Лібкнехта, 1960-е гг. |