Людмила Вершинина: Война забрала у меня самого близкого человека — отца

Среди таких — народная артистка Украины Людмила Ивановна Вершинина. В свои почетные годы она выходит на сцену родного театра имени Горького и учит нас жить в мире. Возможно, когда-то о самой Людмиле Ивановне снимут фильм. Только вот найти актрису на главную роль будет не просто, ведь сыграть столь глубокого человека нелегко, тем более что жизнь ее — отображение истории нескольких поколений.

— Война не обошла стороной ни одну семью. Расскажите, как эта беда пришла в Ваш дом?

— Мне повезло, я жила в хорошей семье. Папа — художник-самоучка. Он был реставратором, восстанавливал церкви в нашей и соседних областях. Мы жили в однокомнатной квартире на Железной улице в доме №11 (сегодня улица Миронова). Отец очень любил старину, и хотя они с мамой жили в малом достатке, всегда находил возможность купить что-то интересное. Однажды он купил потрясающий альбом, в котором мы собирали наши семейные фотографии. Альбом закрывался на замочек, а ключ от него хранился в трюмо.

Когда началась война, на границе с Польшей погиб родной брат отца Федор. Похоронка пришла моему деду, он тяжело перенес эту потерю. Тогда же отец решил идти на фронт, остановить его никто не смог.

— Вы помните, как он уходил?

— Незадолго до того, как немцы взяли Днепропетровск, папа пришел в военкомат. Сначала его не брали, а потом все же отправили в Харьков. Именно оттуда пришла последняя открытка. Он писал: «Люся, слушай маму, живите в добре». Из письма мы узнали, что папа был минером. Он ушел на фронт, хотя не был военнообязанным. Травма его не остановила. У него была раздроблена пятка, поэтому ему сразу и отказывали в военкомате. Иван Вершинин был прекрасным реставратором, его всегда звали, когда заканчивали работы. Он наводил лоск, подводил золотыми красками, где нужно было. Однажды он сорвался с колосников (приблизительно с высоты 7—10 этажа) и повредил себе пятку. Я провожала его со слезами. Я очень любила отца, это чувство невозможно описать словами.

— Где вы жили во время оккупации Днепропетровска?

— Через три дня после того, как папа ушел на фронт, в город пришли немцы. Знаете, в моем сознании не было отчетливого образа немца. Оказалось, это тоже люди, хотя детская фантазия рисовала другие образы. Когда по нашей улице помчались мотоциклы, мы подглядывали в щелочку в заборе. Было страшно. А затем немцы дали указание освободить квартиру, и нам пришлось переехать к родственникам в Краснополье. Квартиру мы оставили и просто уехали. Я и раньше часто бывала в Краснополье, меня отправляли туда поправить здоровье. Особенно после того, как от менингита умер мой младший брат.

Через некоторое время мы с мамой пришли проведать дом. Все было разбросано, перерыто, но самое страшное — исчез наш альбом, тот самый, с семейными фотографиями. Вот скажите, кому они нужны? Для нас это огромная потеря. Исчезли не просто фотографии, а часть жизни. А 3 февраля 1943 года нам пришла похоронка на отца. Тот день был очень тяжелым, затем начались поиски папиной могилы. Мы долго искали, очень долго…

— Вам удалось узнать, где он погиб?

— Да. Мне было 55 лет. На гастролях в Белоруссии обратилась к военкому с просьбой помочь. Не удивляйтесь, ведь я искала отца всегда и везде, где бы ни была. Военком ответил, что знает одного генерала, осведомлённого в этом вопросе. Действительно, меня познакомили с генералом. Вскоре он сказал, чтобы я собиралась в путь. Когда приехали в небольшой поселок, меня там встретил пожилой директор школы, который и отвел на могилу. Среди поля памятник: солдат держит ребенка на руках. Все чисто, убрано, чувствовалось, что это место оберегают. Вокруг памятника — поле, засеянное рожью, а вдали лесок. Директор школы рассказал, что в том леске были немцы, а наше командование отдало приказ захватить этот злосчастный лесок. Солдаты гибли сотнями, а приказ взять лес повторялся снова и снова.

На памятнике выбиты имена погибших на этом поле. Мой отец 688 в списке, а за ним еще много чьих-то мужей, братьев, отцов. Список из более 1200 имен — это горе тысяч людей.

Я плакала в этом поле, обнимала рожь и просила прощения у отца за то, что так долго не могла его найти, и за то, что стала актрисой.

— Он не хотел, чтобы вы были актрисой?

— Папа мечтал, что когда кончится война, я обязательно пойду учиться, стану переводчиком или учительницей. У нас в доме часто звучал французский, ведь мама хорошо знала этот язык, пела на нем. Я занималась музыкой.

Когда город освободили, жизнь начала налаживаться. Нужно было поступать, и я записалась в университет на французский язык. По дороге решила зайти в училище имени Глинки, там и осталась. Учеба давалась легко, сам процесс захватывал. У меня было довольно редкое колоратурное сопрано, поэтому с пением все получалось. А вот диктанты по сольфеджио помогал писать будущий тенор Константин Огневой. Это он позже стал народным артистом, выдающимся солистом, а тогда мы все были детьми и не знали, какое будущее нас ждет.

— Вы были ученицей самого Кобринского? Сегодня, к сожалению, о нем мало говорят…

— Он сыграл очень большую роль в моей жизни, и не только в моей. Илья Григорьевич воспитал поколение талантливых артистов и режиссёров.

Когда открылось театральное отделение, я решила перейти туда. Нас было человек десять, которые имели 7—8 классов образования и пришли учиться. Я, Станкевич, Вишневский, Любочка Балдакова… Илья Григорьевич был удивлен высокими баллами на экзаменах и настоял, чтобы для нас создали специальные подготовительные курсы. Так и случилось. Преподавал нам на курсах Николай Шаров.

В училище я часто играла мальчиков. Однажды Кобринский сказал: «Не нужно тебе это, играй женские роли». Тогда я взялась за «Маты-наймичку», а помог сыграть этюд Станислав Станкевич (впоследствии он стал моим первым мужем). Кобринский высоко оценил нашу работу, и я воспрянула духом, решила не уходить из училища, хотя мысли об этом уже были. В училище я прославилась в роли Гальчихи из драмы Островского «Без вины виноватые». Играла нищенку, пьяницу, шаркала, как она, немного хрипела голосом, даже зубы зарисовала, чтобы казалось, что их нет.

— Как же вы учились, ведь здание училища очень пострадало во время войны?

— Училище мы восстанавливали сами. Месили руками глину и заделывали щели, укрепляли стены, кто-то принес раму, и мы вставили окно. На работу приходили в шесть часов утра, чтобы успеть поработать и приготовиться к занятиям. Когда стало совсем холодно, одногруппники Петя Чалый и Костюк Юра где-то раздобыли и принесли в класс плитку. Наша задача была носить дрова. Мы были счастливы, что придет Илья Григорьевич и согреется. Мы любили его, как отца, чистой детской любовью. Да мы и были дети, в училище играли в жмурки. Вообще, удивительное было время: только пустили трамвай, а машин не было вовсе. Мы находили время и для работы, и для творчества, и для дружбы. В училище я познакомилась с прекрасной артисткой Аллой Пулиной и знаменитым профессором украинского языка Клавдией Фроловой. К сожалению, их сегодня нет с нами. К слову, Фроловы переехали в Украину из России. Вся их семья очень любила свою новую родину, а сколько работ Клавдии посвящены украинскому языку, просто не счесть. И сейчас вся семья Фроловых работает волонтерами, помогая нашей армии защищать Украину.

— Вы сыграли более двухсот ролей. Какие вам больше по душе?

— Мне нравятся все роли, в которых можно найти характер. Недавно ночью думала о Мамаше Кураж, возможно, я что-то не так играла. Артист никогда не прекращает расти, работать над собой. Как бы ни было, я ни о чем не жалею. Не жалею, что не уехала в Москву, хотя звали. Была возможность сниматься в кино, я даже работала в нескольких кинолентах, но мне не очень понравилось.

— Что же главное в жизни?

— Все творческие люди за мир. Мы пытаемся доказать, что самое главное в жизни — это жизнь. Даже когда ты болен, ты живешь, ощущаешь боль и стремишься выздороветь, чтобы жить дальше.

Одну из моих героинь, миссис Сэвидж, называют странной потому, что она живет ради добра. Она получила миллионы и раздает их. Ее поступков не понимают дети, правда, не родные. Миссис Сэвидж ради светлой памяти своего мужа, а их отца, создала фонд и помогала людям.

В этой пьесе есть слова, которые я сама вписала в роль: «Я мечтаю, чтобы люди во всем мире, и особенно дети, никогда не знали, что такое война. Это голод, холод и смерть».

После премьеры спектакля «Странная миссис Сэвидж» я тоже создала свой благотворительный фонд, который носит имя моего покойного мужа Виталия Ковалевского. Я так же, как и моя героиня, хочу, чтобы люди помнили этого прекрасного человека и талантливого режиссера.

Сегодня хочу поздравить наших ветеранов, которые прошли тяжелый путь. Они, как никто другой, умеют отмечать праздники и боготворят жизнь. Придет конец этой разнузданности, непониманию человеческой души, и наша прекрасная Украина воспрянет духом и расцветет в мире.