Театру «Верим!» двадцать: интервью с режиссером - о публике, успехе и коммерции

- Как у вас возникла идея создать молодежный театр? С чего начинался «Верим!»?

- В 1991 году в огромном миллионном городе Днепропетровске, в городе с большим количеством вузов, молодежных театров не было. И я тогда был достаточно молод, мне было 27, какой же еще театр я мог создавать, кроме молодежного? Я тогда создал театральную студию, где учились молодые люди, так что молодежный театр это было наше естественное состояние. Но мы до сих пор остаемся молодыми, в том смысле, что у нас молодой зритель, процентов 80 нашего зала – это люди до 30 лет.

- Почему так? Ведь спектакли вашего театра не на молодежную тематику, они универсальны…

- Дело не в пьесах, дело в театральном языке. В городе молодые зрители ходят в «Крик», «Верим!» и отчасти в «Камерную сцену». Сегодня для молодого зрителя важна динамика, оригинальный способ решения пьесы, возможно - определенная жесткость и острота разговора.

- Какой была самая первая пьеса «Верим»?

- Это была классическая пьеса испанского драматурга Фредерико Гарсиа Лорки «Дом Бернарды Альбы». Сложная пьеса, но поскольку она классическая, она годилась, прежде всего, как учебный материал для молодых актрис. К тому же, в ней были одни женские персонажи, а первые годы в «Верим!» выступали одни девчонки. Так почему-то принято, что искусством, прежде всего, любят заниматься девочки, а парни подтягиваются попозже.

- Не страшно было открывать театр в отдаленном от центра районе?

- Других мест просто не было, как нет и сейчас. Мы просто работали и работаем там, где есть возможность. Ждать чего-то лучшего не стоит, лучше действовать. «Раскрутить» театр до популярности было сложно, но если ты занимаешься производством чего-либо, и хочешь, чтобы это было качественно, то обязательно будет сложно, легко не бывает.

- У вас играют в основном молодые актеры, а известно, что театр – это не очень прибыльная работа. Как вам удается удерживать людей от того, чтобы они не бросали профессию и не уходили в более денежные сферы?

- Как говорится в одной из наших пьес «Очень простая история», большие деньги заработать честным трудом чрезвычайно сложно, и редко бывают такие места, где это возможно. Я имею в виду не только воровство. Любое нарушение законов физики влечет за собой ответственность: если ты вложил мало, а получил много – значит ты в этот момент кого-то «кинул».

Человек часто делает выбор между прибылью и внутренней гармонией. У меня сейчас есть 4 театра в других городах Украины, которые хотят, чтобы я у них ставил спектакли, и предлагают мне за это больше денег, чем я зарабатываю здесь. Но я же не делаю этого выбора. А любая команда собирается из подобных людей: какой начальник – такие и подчиненные. В труппе «Верим!» сейчас 20 актеров, за 20 лет такое количество людей, близких по духу, собрать можно: в год по честному человеку. Честных людей гораздо больше, важно, чтобы он при этом был еще и профессиональным актером.

Опять же, это закон равновесия: если ты получаешь удовольствие от работы, можешь зарабатывать меньше. А если для тебя работа – каторга, то ты должен получать больше. Я не думаю, что шахтер лезет в шахту с удовольствием, а актер получает удовольствие от своей работы, так что все честно.

- Спектакль «Голодная кровь», который наделал столько шума – это было ваше внутреннее желание поднять тему, или выполнение общественного заказа?

- Конечно, все что делает режиссер – это только творческое желание, это не может быть расчетом. Расчет может быть, но тогда спектакль не получится качественным. Может быть коммерческий успех, но в душу это не попадет.

- Какие планы на будущий сезон? Будут ли премьеры ?

- Я стараюсь избегать признаков производства в театре, поэтому понятие «план» или «запланированная дата премьеры» у нас не существует. Мы выращиваем спектакли, и они растут ровно столько, сколько нужно. Та же «Голодная кровь» она возникла месяца за два-три, но до этого многие годы сидела глубоко внутри. Это редкий случай такого быстрого результата, в основном мы делаем одну-две премьеры в сезон. Техническая причина тоже существует – мы не имеем своего помещения, у нас недостаток репетиционных помещений и нет возможности вести параллельные работы. Но я не жалею, потому что у нас все равно большой репертуар и спектакли долго живут. И это нормально, в театрах бывает, что спектакли ставятся по 3-5 лет. Не вопрос, сколько ты делаешь спектаклей, главное – что получается. Мы сейчас работаем над пьесой Володина «Дульсинея Тобосская», это продолжение «Дон Кихота», но когда будет премьера, я не знаю. Когда сделаем – тогда и покажем.

- У вас есть спектакли, которые по каким-то причинам вам особо близки?

- Нет, все же они мои дети. Думаю, что матери испытывают такие же чувства к своим чадам. Я могу за какой-то спектакль испытывать большую гордость, а другое дите хиленькое и болезненное, но любить то я его буду так же. А гордость я испытываю за спектакли, где что-то преподносится новым способом, или поставленные впервые. Так что интересней спросить у зрителей, какие им спектакли больше нравятся.

- У меня один из любимых спектаклей вашего театра - это «Последний срок». Есть ли какая-то история о том, как он создавался?

- История любой постановки важна в контексте: что было до нее, что будет потом. Когда ты берешь пьесу, хочется всегда бросить себя и актеров в новый поиск. После того, как мы сделали «Шантеклер», который впоследствии стал нашей «визитной карточкой», все спрашивали, почему я не ставлю «Сирано де Бержерака» того же автора. Я этого не понимаю, это все равно что после «Ворона» теперь делать «Принцессу Турандот» из того принципа, что набил руку на одном авторе, можно штамповать его спектакли. В таком случае театр превращается из творчества в коммерцию, в шоу-бизнес: когда ты написал хит, понял что нравится публике и строгаешь под это репертуар. Потому выбор всегда интересен чем-то новым и необычным.

Что касается «Последнего срока», я очень люблю это произведение, роль Михаила была одна из первых моих актерских ролей в театре. И потом это, к сожалению, очень актуальная на сегодняшний день книга. Ее название на сегодняшний день я могу рассматривать как пророчество, как обещание больших неприятностей для нас. Тема у «Последнего срока» и «Голодной крови» на самом-то деле одна. Часто мы не способны в день памяти жертв Голодомора поставить свечку на подоконник, чтобы вспомнить миллионы лежащих в этой земле людей… То же самое можно сказать про человека, который похоронил свою мать и не ходит на ее могилу. Такой человек никогда не будет счастлив, это родовое проклятие человека обязательно накроет. Сейчас в обществе происходит страшная штука – философия личного успеха портит все: она разъедает театральные коллективы, потому что театр – это командный успех, она разъедает семью, потому что его убеждают, что он может быть успешным только лично. Эгоизм есть у каждого, но его активно возбуждают и стимулируют. «Последний срок» - это спектакль, который может заставить подумать, что успехом жизнь не измеряется. На «Титанике» собрались очень успешные люди, но это их не спасло.

- Должен ли театр быть ориентированным на зрителя, подстраиваться под его интересы?

- Желание театра понравиться публике – это нормальное, правильное желание. Но достоинство нельзя терять, а это происходит очень часто. Это как между мужчиной и женщиной: парень хочет понравиться, но если он при этом будет унижаться, она никогда его не полюбит, и он не будет себя уважать. Как сохранить эту грань? Я считаю, что нам это удается. Мы бы могли хотеть больше зрителей, но для этого придется сделать «чуть-чуть легче, чуть-чуть проще», но это будет уже не искусство и не творчество.

- Театр – это место, которое учит, и заставляет изменить свое мировоззрение?

- Я не люблю этого слова - «заставляет». Я преподаю в Театральном колледже, вот здесь я учу и заставляю, и мне это не доставляет удовольствия, я хочу увлечь студентов, хочу, чтобы им было интересно учиться. И театр должен быть таким. Конечно, он должен быть внутри очень глубоким и серьезным, но снаружи привлекательным.

- Как вам уровень культуры днепропетровской публики, по сравнению с другими городами? Вы бываете на гастролях и имеете возможность сравнить.

- Уровень культуры везде сейчас не лучший. Но у каждого помещения театра свои законы. К сожалению, в некоторых театрах на заднем ряду кто-то и пиво может попить. Даже в Москве в «Малом театре» во время спектаклей раздаются звонки мобильных телефонов. Это уровень нашего общества, надо понимать, что он таков и работать – иначе никак. У нашей публики тоже есть свои недостатки, иногда на них злишься, но потом приезжают люди и удивляются «Какие у вас замечательные зрители!».

Каждый театр «воспитывает» своего зрителя, и за 20 лет у нас успела сформироваться определенная атмосфера в зале. И даже новые зрители, которые приходят, чувствуют эту атмосферу и начиняют подчиняться некоторым негласным правилам. Играя на чужих площадках, ты по публике всегда понимаешь, какой театр тут работает. Поэтому я люблю наш зал и нашего зрителя, как людей, которые выросли вместе с нами, и с которыми можно говорить на серьезные темы.

Мы как-то возили «Шантеклер» в Рязань, нам нагнали школьников, которые себя ужасно вели. И местные режиссеры очень удивились, неужели такой серьезный спектакль может пользоваться популярностью? А наши зрители приходят на него неоднократно, и это уже говорит об определенном уровне днепропетровской публики.